По ту сторону рассвета - Страница 121

121

— Я не совсем о том тебя спрашивал. А что если они просто боятся, что мы уподобимся им в могуществе — и сокрыли от нас какое-то знание?

— Ну так попробуй его отыскать, если думаешь, что это тебе поможет, почтенный Бор. У нас есть короткая притча: козленок хвалился, что, когда вырастет большим, сделается горным туром. Увы, он вырос и остался козлом. Если кто-то вроде твоего Вахайрэ получит могущество и бессмертие Валы — боюсь, он останется все таким же Вахайрэ, который думает не своей головой, а мозгами жрецов.

— Неплохо сказано, — усмехнулся Бор. — Итак, правильные боги хотят, чтобы мы им уподобились — а неправильные боятся этого. Есть ли у вас предание о войне правильных богов с неправильными богами?

«Осторожней!», — сказал Берен сам себе. — «Эти разговоры не просто так!»

— Такое предание у нас есть, — сказал он. — Неправильный бог восстал против Отца богов, эльфов и людей, был побежден и заточен на долгие годы.

— Вы верите, что это и есть тот владыка, против которого сражаются эльфы?

— Да.

— Отчего же правильные боги им не помогают?

— Они помогают, но незримо. Ты служишь лорду Маэдросу — и тебе неизвестно, почему эльфам отказано в помощи?

Бор кивнул.

— Наша мудрость находит это странным, — сказал он. — В наших преданиях боги не отказывали любимцам в помощи. Что бы те ни творили. Все знают, что лучше не становиться на дороге любимцу и сыну бога. А здесь я услышал о богах, отказавшихся биться против своего злейшего врага только потому, что пролилась кровь.

— Наши боги любят весь народ. Если они кого-то избирают, то лишь для того, чтобы строже спрашивать с этого человека.

— Но откуда вы знаете, как должен вести себя правильный бог, а как — неправильный?

— У нас был случай сравнить и выбрать. У нас тоже когда-то был бог, который приходил в дом на холме и требовал жертв.

— Вот как… — Бор нахмурился. — Вот как… Видишь ли вождь Берен, мы ведь прежде не знали ничего другого… Мы не выбирали… Так сказать, довольствовались теми богами, которые были. Наша мудрость гласит, что человеку не пристало выбирать. Что ему приличествует смирение.

— Все, наверное, зависит от того, перед чем смиряться, — сказал Берен. — Мы смиряемся перед мудростью, перед справедливостью и милосердием, перед доблестью и красотой, которые во много раз превосходят наше разумение. А пред чем же учит смиряться ваша мудрость?

— Перед силой. Разве этого недостаточно?

Берен молча смотрел в лицо Бору. Из-под низко нависающих бровей глаза вастакского вождя смотрели как из-под кромки шлема.

— Ты четыре года сражался один против всех, — сказал Бор. — Ты, наверное, считаешь, что перед силой смиряться недостойно.

Берен все так же молча продолжал смотреть ему в глаза.

— Когда вы были в степи, — тихо сказал он наконец. — К вам приехали двое. Верхами. Мужчина и женщина. Оба одеты в черное, очень просто, но красиво. Они лечили людей и скотину, учили распознавать новые свойства трав, камней и металлов, а вечерами собирали тех, кто хотел, в своем шатре, и беседовали. У каждого на груди была маленькая книжечка; они читали из нее. Сначала все, что они читали, было согласно с тем, чему учили эльфы, но потом все выворачивалось наизнанку…

Лицо Бора вытянулось.

— Ты провидец? — спросил он.

— Твое сердце смутилось, — вместо этого сказал Берен. — И теперь ты ищешь у меня совета, но не хочешь слишком много рассказывать мне о делах своего народа, боясь, что я донесу это до Маэдроса. Ты хотел обиняками выспросить меня о том, что говорит в этих случаях наше учение и почему мы стоим за эльфов. И… тебе не нравятся такие как Вахайрэ. Они постоянно оспаривают твою власть. Пока власть держится на силе, а не на правде, ее постоянно будут оспаривать.

— Что такое правда… — проворчал Бор. — Старейшины говорят, что судьба делает человека вождем и судьба делает так, что человек перестает быть вождем. И если человек стал вождем, то нет смысла сопротивляться судьбе, что бы он ни делал. Вождь — избранник богов, но и боги — орудие судьбы. Судьбу не оспаривают.

— А у нас считают иначе. Неправедно взятая власть не приносит добра ни вождю, ни народу. Вождь должен блюсти правду и закон — иначе боги отнимут у него власть.

— Они могут это сделать и просто так, по своей прихоти.

— И насколько приятно тебе в это верить?

— Ах, сын Барахира, какое значение имеет, приятно это мне или нет?

— Это имеет значение, потому что Отец Богов дал нам разум, чтобы мы были свободны, а не подобны скотине под ярмом. Если, по словам ваших старейшин, для богов не имеют значения движения нашего разума — значит, воля ваших богов расходится с волей их Отца; значит, это неправильные боги.

— Но что если это ваше учение лживо? Если это ваши боги — неправильные, и обманули эльфов, а те — вас? Кто-то из нас страшно ошибается, сын Барахира. Ты прав, мне предстоит выбирать, и я не хочу ошибиться так страшно.

— Хочешь, я сделаю еще одно предсказание, Бор? Тебя тревожит и радует то, что рядом с эльфами ты становишься как бы больше, чем ты есть, тебе хочется, чтобы это продолжалось, потому что поклонение судьбе и вашим старым богам этого не давало; человек оставался таким, какой он есть. Мы ведь тоже проделали этот путь, Бор. Посмотри на нас. Посмотри…

— Я посмотрел, — засмеялся Бор. — Скажи, а среди вашего народа были такие, кто не хотел меняться? Кто гадал по жертвенным внутренностям и ходил по путям старых богов?

— Да.

— И многие им верили?

121