По ту сторону рассвета - Страница 190

190

— Расскажи мне! — Лютиэн была слишком захвачена новостью, чтобы возмущаться умолчанием сыновей Феанора.

— Он появился в конце весны, в канун Виниглоссэ. Рассказал о своих злоключениях, о том, как попал в Дориат, как встретил тебя и как твой отец потребовал Сильмариллы в обмен на твою руку… У него был какой-то замысел, но на совете никто не пожелал слушать его, едва лишь узнали про Сильмарилл. Тогда Финрод пришел в ярость и сказал, что если город не хочет слушать своего короля и предпочитает феанорингов — тогда и он отрекается от города. За ним пошли десятеро верных. Больше в городе мы их не видели.

— Но ведь это не все… — с надеждой промолвила Лютиэн.

— Не все… На протяжении лета до нас стали доходить слухи. Сначала мы узнали, что Фингон и Маэдрос заключили военный союз. Потом на северной оконечности Бретиля появились ватаги молодцов, называющих себя Бретильскими Драконами. После этого Финрод снова дал знать о себе, и я послал к нему Гвиндора с просьбой вернуться в город. Увы — он оказался тверд в своем намерении отказаться от короны. Однажды он и десятеро верных исчезли. Ты с тех пор — первая, кто принес нам о них весть.

— Увы, нерадостную.

— Ты еще не все знаешь. Твой отец заподозрил Галадриэль и Келеборна в помощи тебе и изгнал их.

— О! Они здесь?

— Они вместе с теми, кто им предан, ушли во владения Галадриэль, на востоке пределов Нарготронда. Совсем по соседству с лесом Бретиль. Тингол позволит им вернуться только когда с ними будешь ты. Он требовал от меня немедленной твоей выдачи, едва ты появишься в моих владениях. Говорил мне речи, которые я назвал бы дерзкими, услышь их не от брата своего деда. Я не давал ему никаких обещаний, ибо он настаивал на своем, и в то же время отказывался снять опалу с сестры… Он честил меня как нашалившего мальчишку — боюсь, что и я повел себя не лучшим образом…

— Что ты сказал ему?

— Ничего или почти ничего. Я сказал, что подожду, когда его рассудок возьмет верх над его скорбью, развернул коня и удалился.

Они долго молчали, глядя на статую.

— Он попросил меня закончить, — наконец сказал Ородрет. — Я не сразу решился… Приняться за работу означало бы признать, что он ушел навсегда.

Ородрет протянул руку к статуе, провел пальцами по воздуху, словно касаясь ее.

— Правда, красиво?

— Я не видела ничего лучше, — призналась Лютиэн.

— Он был равно одарен многими умениями — там, за морем. Но здесь, в Смертных Землях, именно этот дар открылся с пугающей силой. Хочешь, я расскажу тебе, как Финарато сделался мастером?

— Расскажи, Ородрет, — Лютиэн устроилась в кресле повыше и подогнула под себя ноги, обхватив колени и сплетя пальцы.

— Это было вскоре после того, как Фингон привез Маэдроса из Тангородрим. Майтимо… он был не в себе. Не говорил ни с кем, а глаза его были словно повернуты в прошлое. Безучастный ко всему вокруг, он вновь и вновь переживал то страшное время… Разум его был закрыт наглухо — он закрылся от Моргота в первый же день плена, а боль словно бы заморозила его в таком состоянии. Никто не брался вернуть ему душевную целостность — никто не знал, возможно ли это. Ведь доселе ни один эльф не сходил с ума… В конце концов рассудили, что время может все поправить. Братья приводили Майтимо на берег озера по утрам — и уводили вечером. Он сидел на камне, смотрел на воду — казалось, что в эти часы ему становится легче. Через какое-то время туда начал приходить и Финарато. Ни слова не говоря, он садился на тот же камень, плечо в плечо, так же упирался локтями в колени и смотрел в ту же точку… И так — целые дни.

Лютиэн представила это ясно, как будто видела своими глазами: двое — в золотистых бликах Митрим, скованные страданием и состраданием… И волна шуршит галькой, и ветер запускает свои лапы в волосы сидящих, забавы ради переплетая порой темно-рыжие и золотые…

— Мы сближались постепенно, народ Финголфина и народ Феанора. Приходили синдар. Угасали взаимные обиды — как-то неловко было поминать старое после того, что сделал Фингон… А эти двое сидели на берегу изо дня в день… Но что делает Финрод по ночам, отчего у него горит свет — мы узнали только позже… Он накопал красной глины на берегу и взялся лепить образ Майтимо. Для того, чтобы понять, что же творится в его голове — раз уж нельзя было пробиться через глухой панцирь аванирэ… Сидя на берегу с Маэдросом, копируя его позу и то выражение, которое было впечатано в его лицо, отображая потом это в податливой глине, он понял то, чего не могли понять самые искусные из целителей, ибо это было не просто ново — дико для нас… Непредставимо… Финрод понял, отчего Маэдрос страдал. Не от того, что его пытали. От того, что пытка закончилась.

Лютиэн изумленно распахнула глаза. Это действительно было непредставимо.

— Тебе страшно? — Ородрет взял ее за руку. — Мне тоже стало страшно, когда я услышал объяснение. Это странное свойство наших fear — не знаю, проклятие или дар. Если нас терзает нечто, что мы бессильны изменить, и неспособны перенести — мы со временем начинаем испытывать от этого некое извращенное удовольствие. И избавление от страданий потом кажется нам мукой… Видимо, иначе не выжить; видимо, это свойство природы — нам на благо… но если мучения длятся слишком долго — потребность в них делается неистребимой. В это сложно поверить, не испытав на себе… Речь не только о Майтимо — многие нолдор, особенно в последнее время, начали чувствовать что-то вроде этого… Они полюбили жизнь, которую мы здесь ведем — но не так, как любите вы, синдар. Они упиваются сознанием своей обреченности и своей волей к смерти. Таких особенно много в войске сыновей Феанора… Но я отвлекся. Однажды утром Финрод, придя на берег, вместо того, чтобы сесть рядом с Маэдросом, поднял его и повел к себе. Тот подчинился — он подчинялся всем… И там, в своей комнате, Финрод сдернул с изваяния покрывало. Он слепил только погрудье, голову и плечи — но напряжение каждого мускула, эту почти судорогу — Финрод передал верно. Майтимо вгляделся в свое лицо, провел по нему рукой — а потом схватил молоток и ударил в изваяние. Еще раз, еще… И после этого — пробудился для мира. Заговорил, позволил коснуться своего сознания… И дал себя исцелить. А я понял, что мой брат сделался Мастером. Он много ваял после этого, и в Минас-Тирит, и в Нарготронде… И это было много лучше того, что выходило из-под его рук в Валиноре. Ты знаешь, как в раковине рождается жемчужина?

190