По ту сторону рассвета - Страница 203

203

— Истинно так. Мое имя — Улад, сын Лейва. По высокому промыслу Учителя и приказу Гортхауэра собрал знамя из дортонионских добровольцев…

— Что ж они у тебя бегут, добровольцы-то? — глухо спросил Берен. — Кормишь плохо?

— Это быдло как ни корми, а оно все будет в свои норы удирать, — проворчал орк.

— Тебя спрашивали? — снизив голос до полушепота, Берен приблизился к нему. Орк выбрался из-за стола.

— Ты, я смотрю, той же породы, — сказал он. — Что, и тебя поучить уму-разуму?

Орк взялся за плеть, и Берен позволил ему даже развернуть и занести ее — прежде чем молнией вылетела из-под плаща ската. Первым же ударом Берен отсек орку руку, а потом нанес еще несколько ударов, сопровождая каждый выкриком:

— Никогда! Больше! Не смей! О нас! Так! Говорить!

Орк не ожидал удара с левой руки, он вообще не думал, что Берен вооружен, так как диргол полностью скрывал ножны. Умер он быстро, ибо каждый из нанесенных Береном ударов был смертелен сам по себе. Земляной пол впитывал кровь, но ее было слишком много — и ручеек потек под ноги Илльо и Тхуринэйтель. Те отстранились брезгливо. Стены палатки тоже были забрызганы, как и лицо, и плащ Берена.

Он расстегнул пряжку у пояса и снял изгаженный диргол. Вытер им лицо, вытер скату, вложил ее в ножны, а плащ швырнул на мертвое тело. Потом перешагнул через скамью, пододвинул к себе миску с ложкой, хватил ячменной каши и кислой капусты, после чего сказал:

— Продолжаем беседу. Ну так отчего бегут твои добровольцы? Это же беглых ты развесил возле ворот?

— Ты… Ты… — северянин переводил взгляд с него на его диргол, валяющийся на полу. Двое стражей, вбежав в двери, топтались, не зная, что делать.

— Я, я, — улыбнулся Берен. — Истинно так, это я. В дирголе своих цветов, не скрываясь проехал в твой лагерь. Только что на лбу не написал «Берен Беоринг». И тебя разделал бы как зайца, и ушел бы, и вы бы еще долго искали в ущельях ветра. Господин из Аст-Ахэ уже полюбовался на твои порядки. Если он только пальцем сейчас кивнет — отправишься следом за этим орком.

— Вы двое, — сказал Илльо стражникам. — Привести сюда коморника, и быстро. Потом — всех командиров, от десятников и выше.

Едва те вышли из палатки, как послышался топот — вбежали орки.

— Вовремя, — Илльо показал ярлык. — Заберите эту падаль и унесите из лагеря. Командный знак — мне.

Орки поняли, что возмездия не получится и унесли зарубленного командира.

— Господин, — севшим голосом спросил северянин. — Как так вышло, что он…

— Гортхауэр, Повелитель воинов, взял его на службу, и хватит об этом.

Первым явился коморник, и Илльо поначалу велел показать все прибыточные записи, потом все расходные, потом отчитаться в них, а уж на после он отложил осмотр кладовых. Начали по одному стягиваться командиры.

— Все здесь? — спросил Илльо.

— Все, кроме одного.

— А где он?

— Под виселицей, — мрачно ответил кто-то.

— Отвязать и привести сюда, — скомандовал Илльо. — Если его вина велика, наказание мы потом возобновим.

Рыжий оказался ранкаром стрелков. На ногах он держался нетвердо, но все-таки держался, и сесть ему Илльо не позволил.

— Сейчас, — сказал он, — вы соберете свои отряды при полном оружии и доспехе. Я желаю знать, как скоро это будет сделано. Идите.

Когда все разбежались, Илльо взял коморника чуть ли не за шиворот и поволок его осматривать погреб с запасами. Айкъет'таэро, Берен и Тхуринэйтель пошли следом.

Илльо обнаружил большую недостачу в солонине, прель в сухарях и горохе и гниль в соленой рыбе. Капусты, меда и яблок, предписанных в прибыточной записи, не было вовсе. Коморник плакался, что в записях это есть, а на деле не привезли. Илльо спросил, отчего он не жаловался по начальству, и услышал в ответ, что некому жаловаться, поскольку как раз начальство-то все и разворовало. Илльо взял коморника за бороду и несколько раз ткнул лицом в прелый горох, а потом запер в погребе и пошел на поле, где построили солдат. Дорогой, проходя мимо котлов, где варилась солдатская еда, он сунул нос в один из них и тут же зажал его. Берен, понюхав в свою очередь, сказал, что если уж тут взялись варить с кашей онучи, то надобно брать не прошлогодние, а третьего года: прошлогодние недостаточно сальны. Кухарь пожал плечами — видно, что-то в этом духе ему говорили по семь раз на дню.

Построенное знамя выглядело лучше, чем Илльо ожидал. Вот только доспехи были не у всех.

— Не привезли сколько надобно, — ответил командир на вопрос лорда-наместника. Илльо даже не стал спрашивать, отчего он не жаловался по начальству — зато еще один вопрос добавился к списку тех, которые он собирался задать в Бар-эн-Эмин.

— Сколько времени они уже здесь? — спросил он вместо этого.

— Без малого шестьдесят дней.

Встав сбоку от строя, Илльо скомандовал:

— Перед вами враг, наступающий конной лавой. Пятистрельный залп и «изгородь».

В строю началась суета. Как обычно у новичков, копейщики замешкались со щитами и копьями, как обычно, самострелы передавали вразнобой, и вместо пяти страшных волн каленого железа вышла беспорядочная стрельба, длившаяся минуты полторы. За это время воображаемые конники уже смяли и раскрошили копытами весь строй, и лишь когда это произошло, не подозревающие о своей смерти копейщики встали и выставили «изгородь», направив упертые тупым концом в землю копья вперед и вверх и подперев их ногами.

Лишь на левом фланге все сумели сделать вовремя, и то не весь полк, а только один ранк.

203