Его усталость сейчас была больше и страха, и всех мыслей. Но когда она отступила, Берен слегка разжал руку, в которой держал Сильмарилл. Сел под стеной, глядя на Камень… Пора было спрятать его, увязать в пояс или в полу — не все же таскать в руках. Но он оттягивал это время, любуясь сокровищем.
«Столько испытаний, трудов и мук», — подумал он. — «А что с ним сделает Тингол? Вставит в свою корону? Все это было лишь для того, чтобы камень перешел из одной короны в другую? И вдобавок сыновья Феанора не оставят меня — ведь я подержался за то, что они не уступят никому даже во временное пользование. Так почему бы мне не рискнуть ради самого Камня — ведь Лютиэн все равно со мной, и Камень в моей руке, а Тингол… Не жирно ли будет Тинголу?»
Что это? Камень нагревается в его руке — или ему только так показалось?
Он в испуге отбросил Сильмарилл — и Камень до середины увяз в грязном песке. Берен тут же ощутил стыд.
— Боги, боги, какой же я дурак. Камень обличает мое сердце — а я отбрасываю Камень вместо того, чтобы вырвать и отбросить сердце…
— Не брани себя, — Лютиэн тоже успела немного отдохнуть и развязала себе руки. — Не нужно расставаться с сердцем — просто помни все время о том, что Сильмарилла нельзя желать для одного себя. Это Свет, породивший свет; он может принадлежать лишь всем.
Берен встал и поднял Камень. Он был холодным. Извиняясь перед творением Феанора, Берен приложил его ко лбу, к губам и к груди. И тут увидел Волка…
Зверь приближался молча, почти без шума, плавными широкими скачками, и у Берена совсем не оставалось времени добежать до того места, где он положил меч.
…Это был всем волкам волк, тот самый, давешний — и единственное, что еще мог сделать Берен, прежде чем тварь в прыжке повалила его — подставить под клыки руку, защищая горло, а другой рукой выхватить нож и ударить зверя в грудь или живот, как поступают дортонионские пастухи, если осатаневший от голода волк нападает, а при них нет ни плети, ни посоха.
Берен держал Сильмарилл в правой руке, а сломанный нож достал — левой…
Челюсти твари схлопнулись и кости запястья хрустнули так же легко, как хрустит цыплячья кость в зубах пса, подъедающегося на заднем дворе замка. Крик боли, вырвавшийся у человека, и приглушенный визг раненого волка слились воедино. Свет Сильмарилла погас, последним, что он озарил, был костяной частокол — пасть зверя. Сквозь него блеснул Камень Феанора в последний раз, на миг башка чудовища словно осветилась изнутри — а потом его красные глаза уперлись в Лютиэн. Страх ее исчез — меч Берена словно сам собой прыгнул ей в руку. Пальцы сомкнулись на рукояти, Лютиэн выставила меч вперед. Тварь перервет ей горло, но для этого сначала прыгнет, и наденется на сталь. Нож не достал до сердца этого урода — но меч-то наверняка сделает свое дело…
Все это вместе — и события, и мысли — заняло очень маленький промежуток времени, и волк прыгнуть не успел — завыл, завертелся на месте, кусая себя за брюхо, оступился, покатился по склону холма вниз, и пылевая заверть поглотила его снова…
— Берен! — Лютиэн бросилась к раненому, увязая по колено в песчаных наносах, и почему-то не бросая меча. Горец перевернулся на живот, подтянул колени и встал на них, опираясь о землю лбом, сжимая левой рукой предплечье правой. Песок под ним был темный, и выпивал все новые капли крови. Тинувиэль, отбросив меч, упала на колени, и Берен благодарно привалился к ней плечом. Его трясло от боли, прерывистое дыхание было стоном, который не пускали наружу. Кисть правой руки исчезла — в памяти Лютиэн снова возникли щелчок зубов и влажный хруст. Она все еще держала пояс в руке — и теперь туго затянула его на предплечье Берена, на пядь ниже локтя, поверх располосованного и пропитанного кровью рукава — чтобы, отвернув ткань, увидеть рану.
— Сауронов недобиток… — зубы воина стучали, губы слушались с трудом, но он или старался держаться, или еще не полностью пришел в себя. — Тебе придется… подравнять это, mell. Возьми меч…
— Что?
— Меч, говорю… У них на зубах… всякое паскудство… Финрод… умер…
— Да, — Лютиэн поняла, о чем речь.
— Давай, — он оттолкнул ее и уперся левой рукой в землю. Лютиэн подобрала меч. Куда девались страх и неуверенность — она чувствовала в себе силу двоих. Ей нужно сейчас быть сильной за двоих…
— Сюда, — Лютиэн показала на бортик колодца. Берен прошатался четыре шага и свалился на бок рядом с каменной плахой.
— Если не получится с одного удара, — выдохнул он. — Докончи дело ножом.
— Хорошо, — Тинувиэль приняла из его руки тесак, положила на камень. — Вытяни руку.
— Примерься, — он положил руку на бортик. — Замах — от плеча… Придай ему усилие только в самом начале… А потом… пусть просто падает…
Тинувиэль примерилась — на два дюйма выше раны. Подняла меч, ни на волосок не отклоняясь от намеченной линии: с глазомером у эльфов всегда было отлично. Открыв свой разум, свой дух стихиям Арды, сотворила заклинание — клинок меча засветился багровым.
— Давай… — Берен ободряюще улыбнулся из последних сил.
Меч прочертил багровое полукружье, выбил искры из камня, зашипела кровь, завоняло жареным — Берен крикнул коротко, вскинулся и упал навзничь.
Чисто, — Лютиэн мельком разглядела ровный срез куска оскверненной плоти, что остался на камне. С одного удара. Теперь — перевязать. А потом — что потом?
— Берен, — тихо позвала она, плотно обматывая руку оторванным от рубашки подолом.
— Да, малышка… Не бойся, я смогу идти… я дойду… — он выгнулся, царапая ногтями землю, долгий стон разомкнул губы — а потом сознание покинуло его.